Картина должна говорить сама за себя. Когда-то Фриц Ланга, великий австрийский режиссер и директор «Метрополис» заявил: «Когда режиссер снимает фильм, и тот не выражает то, что он хочет сказать, и он должен дать интервью, объяснить аудитории, что и зачем - он паршивый режиссер".

Я конечно, не предлагаю это высказывание строго относить и к творчеству художника, но я считаю, что картина должна захватить зрителя без эссе и речей. Где это возможно, мои собственные мысли должны отступить, чтобы освободить пространство для восприятия аудитории.

Я родом из театральной среды. Я наполовину ирландец и мое детство прошло в доме, который был местом, где происходили необычные вещи. Это была среда, в которой мои братья и я, казалось, обязаны сделать что-то необычное.

Я очень благодарен за это. Графика стала моим способом выражения чувств. Вначале, я  очень много копировал чужих картин, пытаясь подражать другим художникам, чтобы понять, как они создали свои шедевры, но графика не давала желаемого результата, пока я не стал использовать цвет. 

Это произошло задолго до того, как я стал учился в Уимблдонской школе Искусств и Кингстонском университете. После периода жизни в мире черного и белого, я, наконец, открыл для себя краски - весь буйный энтузиазм и отсутствие четкого направления. 

Картина заменила рисунок полностью. Я думаю, что я провел так много времени рисуя наброски карандашом или углем, до того, как стал использовать цвет, что я теперь рисовал сразу, считая подготовительные эскизы ненужными. 

Я стал иллюстратором вскоре после окончания колледжа и получил национальную премию. Необходимость зарабатывать приводила к тому, что я рисовал и то, что не хотел и то, что хотел, но это был очень полезный опыт. Я многому научился в живописи.

Художники, композиторы, певцы, танцоры и писатели всех их я рисовал много раз, но иногда, это более ценно заметить что-то не такое очевидное. Не поставленные образы конкретных моделей, а их образы за кулисами. 

Лица их по-прежнему обращены к свету, но теперь они отвлечены и менее застывшие. Это может быть лицо, характер, который помогает картине получить свою историю.

Дополнительным преимуществом является то, что чувствуется, что я заметил нечто, что кто-то, возможно, пропустили. Искусство в любой форме, в любых средствах массовой информации, может нести в себе очень много информации, которая может быть и опасной и ее может быть слишком много.

Это может быть интеллектуальным, концептуальным и политическим, но я твердо верю, что искусство в своих лучших проявлениях, должно быть просто эмоциональным.

Вы видите что-то, и это вас зацепило. Перед анализом или полным пониманием, зритель может просто наслаждаться эмоциональным ощущением. Это выходит за рамки ремесла или технического мастерства, однако очень важно.

При этом каждая картина должна содержать что-то, что не может повториться.

Я считаю, что картина должна быть как у великих мастеров, таких как Караваджо, Веласкес и Рембрандт. Есть много других, но мне интересны именно эти художники, так как именно в их произведениях это выражено больше, чем у других.

Великая картина будет помнится долгое время после первоначального воздействия. Зритель будет возвращаться к ней снова и снова, чтобы узнать больше. 

Что касается предмета, то, я всегда любил рисовать людей. Даже в огромных, аллегорических произведениях классических мастеров, я всегда обращал внимание на ограниченные пространства, которые показывают жесткую линию челюсти, или поворот шеи.

Я рисую сразу, охватывая холст цветом и считаю, что первая прорисовка сделает это в лучшем смысле. Это может и, как правило, меняется во время того, как пишется картина.

Я не делаю подготовительные наброски. Я знаю, что я хочу рисовать, но часто меняю композицию и цвета для того, что бы лучше выразить идею картины, на что может уйти два дня.

Я восхищаюсь художниками, которые визуализируют то, что они будут делать, прежде чем взять в руки кисть или пастель. Я могу только планировать, до того как я начну рисовать. Как это закончиться зависит от вдохновения и я не могу это предсказать.

Конечно, есть штампы или стили, которые являются уникальными для каждого художника, но это автоматическое и незапланированное, новая картина может проявляться с легкостью, а в других случаях, только после реальной длительной борьбы. Эти процессы можно не различить в готовой картине.

Что происходит на самом деле зависит от того, когда я закончил день до этого, но я люблю рано вставать, завтракать медленно, глядя на мой сад. Я также берегу свое свободные вечера, как могу. Успокаивающая музыка в фоновом режиме, это идеальный баланс, когда я рисую.

Закончив картину в течение дня, уставший, я люблю просто сидеть и смотреть на вещи какое-то время. Когда я перестаю болтать нарциссически о живописи, я обожаю тишину и покой вечером с Гэйл (моей женой), люблю хорошую еду, музыку или просто посмотреть фильм.

В большей части моих работ, я пишу Гейл, мою жену. Это особенно выражено в моих последних картинах. Эти картины обязаны своим характером и существованием именно ей.

Даже больше, чем ее внешняя привлекательность, мне нравится та глубина, которую привносит Гейл приносит как субъект в мои творческие работы. Это и ее воображение во время хореографии. Она не появляется просто как декоративный или пассивный элемент живописи, она придает работе нюанс интриги и возвышенности.

Она выглядит естественно, показывая некоторые анатомические формы в напряжении. Существенно и то, что она не заботится о внешнем виде, раскрывая внутреннюю часть своего мира.

Для художника, это должно быть лучшим определением вдохновения и я рад, что могу себе это представить.

Один мой клиент объяснил это гораздо более красноречиво: «Вы рисуете любовные письма своей жене".

Как я уже писал выше, все мое творчество это все результат того, что у меня есть - моя жена, моя мама, мои братья и мои коллекционеры, мы все вместе выражены в этом.

<